Завантажити

Степан Аркадьич считал своею обязанностью сделать ему визит в сюртуке. Мысль о том, что новый начальник может нехорошо принять его, было это другое неприятное обстоятельство. Но Степан Аркадьич инстинктивно чувствовал, что все образуется прекрасно. "Все люди, все человеки, как и мы грешные: из чего злиться и ссориться?" - думал он, входя в гостиницу.
- Здорово, Василий, - говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, - ты бакенбарды отпустил? Левин - седьмой нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да узнай, граф Аничкин (это был новый начальник) примет ли?
- Слушаю-с, - улыбаясь, отвечал Василий. - Давно к нам не жаловали.
- Я вчера был, только с другого подъезда. Это седьмой?
Левин стоял с тверским мужиком посредине номера и аршином мерил свежую медвежью шкуру, когда вошел Степан Аркадьич.
- А, убили?- крикнул Степан Аркадьич. - Славная штука! Медведица? Здравствуй, Архип!
Он пожал руку мужику и присел на стул, не снимая пальто и шляпы.
- Да сними же, посиди! - снимая с него шляпу, сказал Левин.
- Нет, мне некогда, я только на одну секундочку, - отвечал Степан Аркадьич. Он распахнул пальто, но потом снял его и просидел целый час, разговаривая с Левиным об охоте и о самых задушевных предметах.
- Ну, скажи же, пожалуйста, что ты делал за границей? где был? - сказал Степан Аркадьич, когда мужик вышел.
- Да я был в Германии, в Пруссии, во Франции, в Англии, но не в столицах, а в фабричных городах, и много видел нового. И рад, что был.
- Да, я знаю твою мысль устройства рабочего.
- Совсем нет: в России не может быть вопроса рабочего. В России вопрос отношения рабочего народа к земле; он и там есть, но там это починка испорченного, а у нас...
Степан Аркадьич внимательно слушал Левина.
- Да, да! - говорил он. - Очень может быть, что ты прав, - сказал он. - Но я рад, что ты в бодром духе; и за медведями ездишь, и работаешь, и увлекаешься. А то мне Щербацкий говорил - он тебя встретил, - что ты в каком-то унынии, все о смерти говоришь...
- Да что же, я не перестаю думать о смерти, - сказал Левин. - Правда, что умирать пора. И что все это вздор. Я по правде тебе скажу: я мыслью своею и работой ужасно дорожу, но в сущности - ты подумай об этом: ведь весь этот мир наш - это маленькая плесень, которая наросла на крошечной планете. А мы думаем, что у нас может быть что-нибудь великое, - мысли, дела! Все это песчинки.
- Да это, брат, старо, как мир!
- Старо, но знаешь, когда это поймешь ясно, то как-то все делается ничтожно. Когда поймешь, что нынче-завтра умрешь и ничего не останется, то так все ничтожно! И я считаю очень важной свою мысль, а она оказывается так же ничтожна, если бы даже исполнить ее, как обойти эту медведицу. Так и проводишь жизнь, развлекаясь охотой, работой, - чтобы только не думать о смерти.
Степан Аркадьич тонко и ласково улыбался, слушая Левина.
- Ну, разумеется! Вот ты и пришел ко мне. Помнишь, ты нападал на меня за то, что я ищу в жизни наслаждений?
Не будь, о моралист, так строг!..
- Нет, все-таки в жизни хорошее есть то... - Левин запутался. - Да я не знаю. Знаю только, что помрем скоро.
- Зачем же скоро?
- И знаешь, прелести в жизни меньше, когда думаешь о смерти, - но спокойнее.
- Напротив, на последях еще веселей. Ну, однако, мне пора, - сказал Степан Аркадьич, вставая в десятый раз.
- Да нет, посиди!- говорил Левин, удерживая его. - Теперь когда же увидимся? Я завтра еду.
- Я-то хорош! Я затем приехал... Непременно приезжай нынче ко мне обедать. Брат твой будет, Каренин, мой зять, будет.
- Разве он здесь? - сказал Левин и хотел спросить про Кити. Он слышал, что она была в начале зимы в Петербурге у своей сестры, жены дипломата, и не знал, вернулась ли она, или нет, но раздумал расспрашивать. "Будет, не будет - все равно".
- Так приедешь?
- Ну, разумеется.
- Так в пять часов и в сюртуке.
И Степан Аркадьич встал и пошел вниз к новому начальнику. Инстинкт не обманул Степана Аркадьича. Новый страшный начальник оказался весьма обходительным человеком, и Степан Аркадьич позавтракал с ним и засиделся так, что только в четвертом часу попал к Алексею Александровичу.

VIII

Алексей Александрович, вернувшись от обедни, проводил все утро дома. В это утро ему предстояло два дела: во-первых, принять и направить отправлявшуюся в Петербург и находившуюся теперь в Москве депутацию инородцев; во-вторых, написать обещанное письмо адвокату. Депутация, хотя и вызванная по инициативе Алексея Александровича, представляла много неудобств и даже опасностей, и Алексей Александрович был очень рад, что застал ее в Москве. Члены этой депутации не имели ни малейшего понятия о своей роли и обязанности. Они были наивно уверены, что их дело состоит в том, чтоб излагать свои нужды и настоящее положение вещей, прося помощи правительства, и решительно не понимали, что некоторые заявления и требования их поддерживали враждебную партию и потому губили все дело. Алексей

читати