Завантажити

хотя бы и по другой придуманной для себя причине, земля будет запахана.
Но сегодня толпа, крича вроде обычное для евреев приветствие «хоши(г)анна», обычно обозначающее «слава», как-то слышит в собственном возгласе подобие «Иегошуа», «Исаийя», «Осия», то есть - «спасение». Некоторые из иерусалимских фарисеев, не разделяя этого всеобщего восторга и экстаза, с ужасом при этом слышании проводят параллель с именем Иисус, означающим то же: «Спаситель». И в бессилии удаляются, все еще слыша обетованное, величественное, небывалое: «Слава в вышних Богу и на земле мир». Когда о въезде Бога сообщают Кайяфе (Каифе), он с трепетом радости (может быть, спасение действительно пришло человекам, как и обещал Бог!) и одновременно с ужасом (власти религии, которую он, откровенно говоря, полюбил значительно больше, чем Бога, Которому обещал служить всем сердцем, пришел конец) бессильно бормочет про себя фразу, которую теперь повторит лишь однажды, накануне суда: «Пусть уж лучше один человек пострадает за весь народ». Каждый для удобства своей бытовой веры создает своего бога, и примерно так же, как это происходит и сейчас, действовал и Кайяфа. Он бы, конечно, ужаснулся, если бы хотя бы на мгновение поверил в то, что сейчас в город входит Сама Святость, Сам Всевышний, он бы бросился сквозь толпу и первым, укрывая землю поцелуями, положил под ноги осленка Назорея очищающую пальмовую ветвь. Но какая-то странная извращенная человеческая зависть, априори отчего-то позволяющая видеть в ином человеке не больше чем человека, остановила Каифу, не дав мысли продолжить и обрести Богоискание, истомившее его естество за многие годы жизни.
Улицы Иерусалима впоследствии и правда были вспаханы, а затем и мечи были по пророчеству Бога Сына неоднократно перекованы на орала. Многие из пророчеств Старого и Ветхого Заветов также неоднократно исполнились в судьбах народов и человеков. Многие еще неоднократно повторятся: исполнится и все хорошее, и все плохое о нас и наших ближних. И между человеком и Богом останется все та же, что и до того Вербного Воскресения, пропасть. Но эта пропасть после Его въезда, страданий и смерти на Голгофе уже больше никогда не останется непреодолимой. «Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откровение 3:20). И это не обычная вечеря. Но вечеря любви Бога к человеку, и, одновременно, Вечеря Евхаристии – проявления любви человека к Богу, когда ты разделяешь употребление в пищу Божьего Тела и Божьей очищающей крови. Для этого каждому нужно сделать один шаг. Свой, личный выбор. Это весьма просто: открыть дверь своего сердца, то есть сделать всего-то-навсего одно-единственное искреннее движение души. И награда этого твоего и моего начала поклонения Великому Богу (помните, Иисус Навин упал и поклонился сразу же, - как только понял с Чьим посланником имеет дело сегодня). И обетование этого вашего движения, о котором вначале будете знать только двое – ты и Бог, весьма многообещающе, что бы просто так от него отказаться: «Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его» (Откровение 3:21). И эту победу побед, гарантирующую вечность любому Божьему сыну и дочери, которую христиане празднуют ежеминутно, весь мир еще раз вспомнит ровно через неделю.

Ибо...
(генеральная репетиция)
«...Ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас», - все пел и пел хор, и с каждым новым повторением этих слов все больше как-то сами по себе смыкались у певцов глаза, все меньше взгляды еще отверстых очей обращали внимание на рядом сидящих мужчин и женщин, все более различая необозримые, но так чувствовавшиеся в самом бренном воздухе очертания приближающихся Небес. Это была генеральная репетиция: казалось, собрались человеки, чтобы немножко попеть – как часто, в студиях и прочих местах, с полуоголенными животами и проколотыми частями тела, раскрашенные сверх слоя глины, собираются различные одаренные популярные певцы, изо дня в день повторяя слова, кажется, самого божественного откровения неких уже великих авторов, которые тем не менее – не больше чем стоны исхудалых от фитнеса и других творческих исканий тел. Но то, в среду, за три дня до очередной Пасхи, было другое пение. Совсем иные устремления и желания двигали людскими душами – каждый из них, некоторые оставив семьи, казалось бы, на произвол судьбы, казалось, в угоду собственному эгоизму, пришел прославить своего Небесного Отца. Потому что Он, пославший Сына, единственный достоен всей возможной в этой жизни славы, чести и хвалы.
Наша жизнь – она словно как бы такая же генеральная репетиция накануне чего-то, намедни самого важного, самого захватывающего и в то же время самого ответственного концерта – едва в телах наших все в буквальном смысле слова умрет, мы тотчас же предстанет пред престолом – встанем у стола начальника, оформляющего документы и дальнейшие внежизненные визы каждого. И в ту пору многое нестоящее, многое поругаемое нами в прошлой жизни,

читати