Завантажити

приходить…
— Нет, совсем нет, — перебивает меня она. — Скорее даже наоборот.
Я ей не верю. «Наоборот» таким тоном не бывает.
— Слушай, если сегодня у нас что-то не получилось, если тебе не было хорошо…
— У меня никогда не было такого мужчины, как ты, — говорит она.
Я немного расслабляюсь и начинаю чувствовать себя увереннее. Хоть с дряжем все нормально. И за это спасибо.
— Так в чем дело?
— А в том, что я тебе не верю, — выдает она.
— Чего?! — зависаю я. — Ты это о чем?
На ее глазах выступают слезы, в голосе появляется что-то нездоровое.
— Ты… ты… ты такой же, как все, — чуть не плачет она. — Мне казалось… ну, когда у нас только все началось, я думала, что ты другой, что ты лучше, что тебе от меня нужно не только это, — она тыкает пальцем куда-то между ног, — что я для тебя что-то значу просто как человек, как личность…
Ну нормальная херня?! Я — в состоянии «грогги». И прежде всего потому, что она на все сто права. Но я, честно говоря, и в мыслях не держал, что она может воспринимать наши отношения как-то иначе, чем обычный трах-тренаж. Вроде, и поводов никаких для большего не давал… Точно не давал!.. Но сейчас отлично понимаю, что если в таком духе и отвечу, то никогда мне больше не распинать на койке это вкусное белое мясо. Ну, если бы завтра было на дембель, я бы как-нибудь смирился. Но до дембеля еще, как до Москвы раком, а такую телку я здесь больше не найду, это точно. Мой братан начинает бунтовать так яростно, до ломоты, до хруста, что мне ничего другого не остается, как лихорадочно лепить отмазки. Хрен с ним, пусть она думает все что угодно, пусть все что угодно от меня слышит, лишь бы продолжалось между нами ЭТО, то самое, что мне уже по ночам снится, от чего я, кажется, скоро буду кончать во сне, как какой-нибудь малолетний онанист.
— Девочка моя дорогая, — скулю я то, что нашептывает мне из штанов мой неугомонный братан, — ну не надо, пожалуйста…
Торопливо встаю, кидаюсь к ней, нежно обнимаю за плечи.
— …Ты же знаешь, как ты мне нравишься, как мне с тобой клево; я всегда по тебе так скучаю, когда тебя нету рядом, и вот вроде совсем недавно мы с тобой знакомы, а уже как будто лет десять тебя знаю…
Она молча слушает.
— …Даже ребята в роте уже хихикают, мол, ты че, солдат, жениться собрался, что ли: чуть ли не каждую ночь к Наташке своей шпаришь; я вон даже сегодня к тебе из наряда слинял, — и кобелиным шепотом выдаю ей на ухо: — А в постели ты та-ака-ая женщинка, что просто труба!..
Она кокетливо хихикает и поводит плечиком, потом снова становится серьезной.
— Хорошо, сейчас мы проверим, вместе, вдвоем, порядочный ты человек или нет
— О, я жутко порядочный! — убежденно заявляю я. Она искоса поглядывает на меня, потом отворачивается.
— Ну, давай, проверяй! — настаиваю.
Она вроде уже решается, но потом мотает головой и снова заливается слезами.
— Маленькая моя, — нежно целую ее волосы, — да что случилось?.. Ты только скажи, и мы тут же все решим… Тебя что, обижает кто-нибудь?
Она снова мотает головой и всхлипывает.
— Ну а что, что случилось?
Такая она в этот момент желанная, так она меня раздраконила, что я сейчас готов на все.
Она опять хочет что-то сказать, потом опускает голову.
— Нет… нет… не надо…
— Наташенька…
— Не надо тебе об этом знать…
— Блин, да что случилось?..
— Уж лучше пусть все идет, как идет…
Мне, а вернее братану моему, так ее, зареванную, беззащитную, становится жалко, что хоть стой, хоть падай.
— Да скажешь ты, в чем дело, или нет?
— Я… мне… мне страшно…
— Чего? Чего ты боишься? Только скажи!
— Мне страшно, что ты… что… что ты меня бросишь…
Из меня так и хлещет:
— Я?! Да никогда! Да ты что, глупышка, чтобы я тебя бросил? Ты такое солнышко мое дорогое, ты…
— Я подзалетела, — перебивает она мое извержение.
У меня вторично наступает «грогги». Этого еще не хватало! Братан тут же скукоживается до размеров автоматной .пули и норовит забиться в самый дальний уголок. Так, пора линять. Явно.
Она резко оборачивается и с ненавистью смотрит на меня. Слезы ее мгновенно высыхают.
— Что, увял? Я уже не солнышко, да? Куда же твоя нежность подевалась? Колокольчики уже не звенят? Порядочный, мать твою…
Нет, совершенно определенно, надо линять. Когда дело принимает такой оборот, нам, мужикам, лучше пожить в одиночестве. Я делаю шаг к двери.
— Ненавижу вас, кобелей вонючих! — переходит на крик она. — Все вы такие — нагадили и в кусты! Что ж ты женилку свою суешь куда не след, если потом не умеешь себя вести как мужик?!
— Послушай, Наташа, — пытаюсь урезонить ее, — ну какой, на хер, подзалет? Ну ты сама прикинь: я ж никто, солдат Советской Армии, человек без паспорта, ну куда мне сейчас это все?..
— А о чем ты думал, когда на меня лез?!
— Э-э.. ну, я… я думал, что…
— Что пронесет, да?!
— Н-ну… в общем, да…
— А вот не пронесло! — она упирает руки в бока и надвигается на меня. — Что теперь?
— Н-ну… — лепечу я, — ну… может, аборт?..
— Да?! Какой ты умный! Правильно, не тебя же выскребать будут!
— Ну Наташ…
— А вот не буду я делать аборт, что

читати